Неточные совпадения
― Вы называете жестокостью то, что муж предоставляет жене
свободу,
давая ей честный кров имени только под условием соблюдения приличий. Это жестокость?
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича, с такими белыми длинными пальцами, с такими длинными, желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали всё его внимание и не
давали ему
свободы мысли. Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.
Согласиться на развод,
дать ей
свободу значило в его понятии отнять у себя последнюю привязку к жизни детей, которых он любил, а у нее — последнюю опору на пути добра и ввергнуть ее в погибель.
— Вот это всегда так! — перебил его Сергей Иванович. — Мы, Русские, всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта — способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке. Я скажу тебе только, что
дай эти же права, как наши земские учреждения, другому европейскому народу, — Немцы и Англичане выработали бы из них
свободу, а мы вот только смеемся.
Я тотчас подошел к княжне, приглашая ее вальсировать, пользуясь
свободой здешних обычаев, позволяющих танцевать с незнакомыми
дамами.
Случайно вас когда-то встретя,
В вас искру нежности заметя,
Я ей поверить не посмел:
Привычке милой не
дал ходу;
Свою постылую
свободуЯ потерять не захотел.
Еще одно нас разлучило…
Несчастной жертвой Ленский пал…
Ото всего, что сердцу мило,
Тогда я сердце оторвал;
Чужой для всех, ничем не связан,
Я думал: вольность и покой
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан…
Гоголь и Достоевский
давали весьма обильное количество фактов, химически сродных основной черте характера Самгина, — он это хорошо чувствовал, и это тоже было приятно. Уродливость быта и капризная разнузданность психики объясняли Самгину его раздор с действительностью, а мучительные поиски героями Достоевского непоколебимой истины и внутренней
свободы, снова приподнимая его, выводили в сторону из толпы обыкновенных людей, сближая его с беспокойными героями Достоевского.
— А — то, что народ хочет
свободы, не той, которую ему сулят политики, а такой, какую могли бы
дать попы,
свободы страшно и всячески согрешить, чтобы испугаться и — присмиреть на триста лет в самом себе. Вот-с! Сделано. Все сделано! Исполнены все грехи. Чисто!
Заседали у Веры Петровны, обсуждая очень трудные вопросы о борьбе с нищетой и пагубной безнравственностью нищих. Самгин с недоумением, не совсем лестным для этих людей и для матери, убеждался, что она в обществе «Лишнее — ближнему» признана неоспоримо авторитетной в практических вопросах. Едва только добродушная Пелымова, всегда торопясь куда-то,
давала слишком широкую
свободу чувству заботы о ближних, Вера Петровна говорила в нос, охлаждающим тоном...
Мысли его растекались по двум линиям: думая о женщине, он в то же время пытался
дать себе отчет в своем отношении к Степану Кутузову. Третья встреча с этим человеком заставила Клима понять, что Кутузов возбуждает в нем чувствования слишком противоречивые. «Кутузовщина», грубоватые шуточки, уверенность в неоспоримости исповедуемой истины и еще многое — антипатично, но прямодушие Кутузова, его сознание своей
свободы приятно в нем и даже возбуждает зависть к нему, притом не злую зависть.
— Да, — забывая о человеке Достоевского, о наиболее свободном человеке, которого осмелилась изобразить литература, — сказал литератор, покачивая красивой головой. — Но следует идти дальше Достоевского — к последней
свободе, к той, которую
дает только ощущение трагизма жизни… Что значит одиночество в Москве сравнительно с одиночеством во вселенной? В пустоте, где только вещество и нет бога?
Андрей не налагал педантических оков на чувства и даже
давал законную
свободу, стараясь только не терять «почвы из-под ног», задумчивым мечтам, хотя, отрезвляясь от них, по немецкой своей натуре или по чему-нибудь другому, не мог удержаться от вывода и выносил какую-нибудь жизненную заметку.
— Что ж, уеду, — сказал он, —
дам ей покой,
свободу. Это гордое, непобедимое сердце — и мне делать тут нечего: мы оба друг к другу равнодушны!
— Правду, правду говорит его превосходительство! — заметил помещик. —
Дай только волю,
дай только им
свободу, ну и пошли в кабак, да за балалайку: нарежется и прет мимо тебя и шапки не ломает!
Бабушка сострадательна к ней: от одного этого можно умереть! А бывало, она уважала ее, гордилась ею, признавала за ней права на
свободу мыслей и действий,
давала ей волю, верила ей! И все это пропало! Она обманула ее доверие и не устояла в своей гордости!
— Бабушка! у меня другое счастье и другое несчастье, нежели у Марфеньки. Вы добры, вы умны,
дайте мне
свободу…
Вера умна, но он опытнее ее и знает жизнь. Он может остеречь ее от грубых ошибок, научить распознавать ложь и истину, он будет работать, как мыслитель и как художник; этой жажде
свободы даст пищу: идеи добра, правды, и как художник вызовет в ней внутреннюю красоту на свет! Он угадал бы ее судьбу, ее урок жизни и… и… вместе бы исполнил его!
— Опять. Это моя манера говорить — что мне нравится, что нет. Вы думаете, что быть грубым — значит быть простым и натуральным, а я думаю, чем мягче человек, тем он больше человек. Очень жалею, если вам не нравится этот мой «рисунок», но
дайте мне
свободу рисовать жизнь по-своему!
— Ступай, мне больше ничего не надо — только не бей, пожалуйста, Марину —
дай ей полную
свободу: и тебе, и ей лучше будет… — сказал Райский.
— Я ничего не требую, Вера, я прошу только
дать мне уехать спокойно: вот все! Будь проклят, кто стеснит твою
свободу…
— Не стесняйте только ее,
дайте волю. Одни птицы родились для клетки, а другие для
свободы… Она сумеет управить своей судьбой одна…
Время сняло с вас много оков, наложенных лукавой и грубой тиранией: снимет и остальные,
даст простор и
свободу вашим великим, соединенным силам ума и сердца — и вы открыто пойдете своим путем и употребите эту
свободу лучше, нежели мы употребляем свою!
В пользу женитьбы вообще было, во-первых, то, что женитьба, кроме приятностей домашнего очага, устраняя неправильность половой жизни,
давала возможность нравственной жизни; во-вторых, и главное, то, что Нехлюдов надеялся, что семья, дети
дадут смысл его теперь бессодержательной жизни. Это было за женитьбу вообще. Против же женитьбы вообще было, во-первых, общий всем немолодым холостякам страх за лишение
свободы и, во-вторых, бессознательный страх перед таинственным существом женщины.
Она
давала ему полную
свободу, желала счастья в предполагаемой им женитьбе.
Русская народная жизнь с ее мистическими сектами, и русская литература, и русская мысль, и жуткая судьба русских писателей, и судьба русской интеллигенции, оторвавшейся от почвы и в то же время столь характерно национальной, все, все
дает нам право утверждать тот тезис, что Россия — страна бесконечной
свободы и духовных
далей, страна странников, скитальцев и искателей, страна мятежная и жуткая в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем знать формы.
Нерешение вопроса экономического не
дает возможности реализовать
свободу.
Никакая наука не
даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем, что они принесут свою
свободу к ногам нашим и скажут нам: «Лучше поработите нас, но накормите нас».
Приказ седлать коней заставил стрелков заняться делом. После короткого совещания решено было
дать зайцу
свободу. Едва только спустили его на землю, как он тотчас же бросился бежать. Свист и крики понеслись ему вдогонку. Шум и смех сопровождали его до тех пор, пока он не скрылся из виду.
Как только лошади были расседланы, их тотчас пустили на
свободу. Внизу, под листьями, трава была еще зеленая, и это
давало возможность пользоваться кое-каким подножным кормом.
Тотчас на небе замигали звезды, словно и они обрадовались тому, что наконец-то солнце
дало им
свободу.
Дайте ей
свободу любить или не любить, и она увидит, стоит ли этот человек ее любви.
Отсутствие Кирила Петровича придало обществу более
свободы и живости. Кавалеры осмелились занять место подле
дам. Девицы смеялись и перешептывались со своими соседами;
дамы громко разговаривали через стол. Мужчины пили, спорили и хохотали, — словом, ужин был чрезвычайно весел и оставил по себе много приятных воспоминаний.
Правда, он мало занимался воспитанием маленького Саши,
давал ему полную
свободу повесничать и не строго взыскивал за уроки, задаваемые только для формы, зато с большим прилежанием следовал за музыкальными успехами своей ученицы и часто по целым часам сиживал с нею за фортепьяно.
В свою очередь, она придет и к нему, верующему сыну веровавших отцов, и, свободному,
даст крылья, чтобы лететь в царство
свободы, навстречу свободным отцам…
Держала его дома, не
давала вина, а когда ему удавалось урваться на
свободу и он возвращался домой пьяный, то в наказание связывала ему руки, а иногда и просто-напросто била.
Именно отречение от
свободы создает легкость и может
дать счастье послушных младенцев.
Но это
давало мне чувство
свободы.
Выше векового каштана стояла каланча, с которой часовой иногда
давал тревожные звонки о пожаре, после чего следовали шум и грохот выезжающей пожарной команды, чаще слышалась нецензурная ругань пьяных, приводимых в «кутузку», а иногда вопли и дикие крики упорных буянов, отбивающих покушение полицейских на их
свободу…
Это бы очень хорошо рекомендовало мое юное сердце и
давало бы естественный повод для эффектных картин: в глухом городе неиспорченное детское чувство несется навстречу доброму царю и народной
свободе…
Вы сказали бы помещику, что так как его крестьяне — его братья во Христе, а как брат не может быть рабом своего брата, то он и должен или
дать им
свободу, или хотя, по крайней мере, пользоваться их трудами как можно выгоднее для них, сознав себя, в глубине своей совести, в ложном положении в отношении к ним».
Сам Великий Инквизитор хочет
дать миллиону миллионов людей счастье слабосильных младенцев, сняв с них непосильное бремя
свободы, лишив их
свободы духа [См. мою книгу «Миросозерцание Достоевского», в основу которой положено истолкование «Легенды о Великом Инквизиторе».].
Достоевский ставит вопрос о христианской
свободе на религиозную почву и
дает невиданную еще по силе апологию
свободы.
Лопатин подвел итоги длинной истории метафизического учения о причинности и
дал лучшее в современной философской литературе учение об отношении причинности к
свободе.
Все зло происходит в семье оттого, что Русаков, боясь
дать дочери
свободу мнения и право распоряжаться своими поступками, стесняет ее мысль и чувство и делает из нее вечно несовершеннолетнюю, почти слабоумную девочку.
— Вспомните, Иван Федорович, — сказал тревожливо и колеблясь Ганя, — что ведь она
дала мне полную
свободу решенья до тех самых пор, пока не решит сама дела, да и тогда все еще мое слово за мной…
Да; но он не столько думал о смерти жены, о своей
свободе, сколько о том, какой ответ
даст Паншину Лиза?
Положено было только подрессировать его; мягким образом заставить его
дать жене «
свободу и жизнь».
— Ну, не правда ли! — подхватила Бертольди. — Ведь это все лицемерие, пошлость и ничего более. Ступина говорит, что это пустяки, что это так принято: тем-то и гадко, что принято. Они подают бурнусы, поднимают с полу носовые платки, а на каждом шагу, в серьезном деле, подставляют женщине ногу; не
дают ей хода и
свободы.
Сад с яблоками, которых мне и есть не
давали, меня не привлекал; ни уженья, ни ястребов, ни голубей, ни
свободы везде ходить, везде гулять и все говорить, что захочется; вдобавок ко всему, я очень знал, что мать не будет заниматься и разговаривать со мною так, как в Багрове, потому что ей будет некогда, потому что она или будет сидеть в гостиной, на балконе, или будет гулять в саду с бабушкой и гостями, или к ней станут приходить гости; слово «гости» начинало делаться мне противным…
— Скоро
дадут им
свободу, —
Внуку старик замечал.